Его голос звучал на удивление спокойно и даже безразлично, что позволило Романовой немного расслабиться.

— Я устала, хочу домой… — призналась она, глядя в одну точку, и через несколько секунд зачем-то добавила: — К мужу.

В этот момент ей самой хотелось верить в сказанное, но, пытаясь соврать Бушину, себя обмануть она была не в силах. Ирина не нуждалась ни в чем и ни в ком, кроме человека, который бессовестно предал ее и так мерзко унизил, безжалостно растоптав ее хрупкое доверие.

Еще сегодня утром Ира могла пойти на все ради Громова… Все, лишь бы быть рядом с ним, а он… Как бы ей хотелось стереть из памяти его образ, напрочь забыть и больше никогда не вспоминать тепло его рук, нежность губ…

От этих мыслей упрямое сердце продолжало обливаться кровью, с каждым новым ударом причиняя нестерпимую боль. Непрошенные слезы вновь готовы были пролиться из глаз. Романова знала, что они облегчат ее страдания, но не могла позволить себе такую слабость. Не здесь и не сейчас.

— Я тоже много чего хочу, — вывел ее из раздумий насмешливый голос. — Заполучить вас в свою постель, например.

Ирина, ошеломленная подобным заявлением, повернулась к управляющему лицом, пренебрежительно окинула его взглядом и неприятно поморщилась.

Адольф Михайлович ухмыльнулся.

— Вы ко мне несправедливы. С самой первой нашей встречи я был учтив и вежлив с вами, остальное — лишь отражение вашего поведения. Если бы вы изначально послушались меня, многих проблем удалось бы избежать, — закончив фразу, Гитлер развел руками и устало улыбнулся.

Ира удивилась и вдруг поймала себя на мысли, что Бушин отчасти прав. Просто она не могла поступить по-другому — не в ее характере было сдаваться без боя. Но что осталось от той сильной и независимой женщины сейчас? Она полностью опустошена, нет желания не то что сражаться, ей жить не хочется…

— Почему бы вам просто не изнасиловать меня, раз уж вы этого так хотите? — безразлично спросила Романова и посмотрела на Гитлера в ожидании ответа.

— Нет, моя дорогая, — приторно-сладким голосом проговорил Адольф Михайлович. — Это, как минимум, неинтересно. Зачем мне безмолвная рабыня? Я хочу, чтобы вы подчинялись мне по собственной воле… — он хитро сверкнул глазами и уже равнодушно добавил: — В любом случае, вы предпочли мне сотню других мужчин, и я уважаю ваше решение.

— Как благородно, — язвительно заметила Ирина и, окончательно осмелев, полюбопытствовала: — Что же вы будете делать?

— Ничего, — спокойно отозвался Бушин. — Если нельзя изменить ситуацию, нужно всего лишь изменить свое отношение к ней.

Он подошел к Ире вплотную, взял ее за подбородок и внимательно посмотрел на ее лицо. Она чувствовала его дыхание и не смела пошевелиться. Мелкая дрожь расходилась по коже, но Романова не боялась, ей уже было все равно.

— Вы потрясающе красивая женщина, но ваша красота неброская, холодная, не каждому дано увидеть ее, — Адольф смотрел в глаза долго и пронзительно. Он будто видел ее насквозь.

Ирине было не по себе, но она старалась сохранять спокойствие и не поддаваться панике, вот-вот грозившей охватить ее.

Не выдержав нервного напряжения, она закрыла глаза и, приоткрыв губы, шумно выдохнула. Поняв, что невольно спровоцировала управляющего, Ира с ужасом ждала, что он ее поцелует и не знала, как отреагировать на это.

Порыв ветра пробрал до костей, заставив ее поежиться. Гитлер ухмыльнулся и выпустил дрожащую женщину из своих рук. Затем снял с себя пиджак и, накинув ей на плечи, мягко произнес:

— Я, пожалуй, пойду, а вы не гуляйте долго, простуда не даст вам освобождение от работы, — напомнил он и направился к входу.

— Адольф Михайлович, — окликнула его Романова и, дождавшись пока он обернется, продолжила: — Спасибо…

Бушин ничего не ответил, едва заметно кивнул и скрылся в главном корпусе.

Оставшись одна, Ирина покрепче закуталась в плотную ткань и, опустившись на ступеньки, обняла колени руками. Ее лихорадило от пережитого волнения, мерзкий озноб, казалось, пробрался в каждую клеточку тела, но это не шло ни в какое сравнение с тем, что творилось внутри.

Мучительно больно умирала душа, заживо сгорая на костре предательства и лжи. Ира физически ощущала, как ее выкручивает и ломает. Ребра будто сдавило тисками. Хватая ртом воздух, Романова не вытерпела и зарыдала, пряча голову в коленях. Горячие капли текли по щекам нескончаемым потоком, обнажая все чувства до предела. Ей необходимо было выплеснуть накопившиеся эмоции — невозможно носить в себе столько страданий.

Постепенно становилось легче, только в груди поселилась пустота, которая затягивала в себя, как черная дыра, но Ирина не сопротивлялась: безразличие стало ее новым товарищем. Там, где когда-то билось сердце, теперь находился лишь механический насос, качающий кровь по венам.

Вскоре слезы кончились, она была вымотана и опустошена, но не могла себя заставить встать и пойти в комнату — боялась встретиться с НИМ в коридоре. Ира просто сидела и смотрела в темноту ночи.

Вопреки ее желаниям, любовь не собиралась покидать душу: забилась трусливым котенком в самый отдаленный ее уголок и продолжала тихонько мурлыкать, слегка напоминая о своем существовании. Как уживаться с Громовым на одной территории? Романова прекрасно понимала, что встреча с ним неизбежна, но не знала, как себя вести, как смотреть в его глаза, полные фальшивой нежности. Слезы вновь подступили к горлу, но на этот раз она их не сдерживала — нужно было пережить, переварить все произошедшее, измельчить в муку воспоминания, чтобы вступить в завтрашний день без тяжелого груза за плечами.

Предрассветный туман опустился на землю, окутывая ее серебристой вуалью. Птицы запели негромко, пробуждая все вокруг ото сна. Постепенно начался рассвет. Первые лучи восходящего солнца осветили верхушки деревьев, неспешно сменяя ночную тьму.

Услышав громкий хлопок, Ирина встрепенулась и осмотрелась по сторонам. Несколько секунд ей понадобилось, чтобы сфокусировать внимание. Глаза предательски слипались, но она усилием воли оставалась в сознании. Только сейчас Ира заметила, что продрогла насквозь. Ругая себя за безрассудство, она поднялась на ноги и, окинув бесстрастным взглядом великолепие утренней природы, вошла в дом. Ей были совершенно безразличны красоты этого места: Романова направлялась в свою комнату, чтобы принять горячий расслабляющий душ и наконец поспать.

Проходя мимо двери Громова, Ирина ненамеренно задержала дыхание и ускорила шаг. Добравшись до своей спальни без приключений, она разделась, беспечно бросив одежду на пол и юркнула под одеяло — сил на душ уже не осталось. Лишь только коснувшись подушки, женщина ощутила, как тело ее окутывает приятная теплота, расслабляя уставшие мышцы, и тут же провалилась в сон.

Москва. Квартира Хабарова

Чистое голубое небо… Яркое солнце опаляет загорелую кожу, насыщенно синее море волнами набегает на песчаный берег… По краю воды медленно ступает женщина в белом полупрозрачном сарафане. Ее огненно-рыжие волосы развеваются на ветру. Заметив Лешу, она счастливо улыбается и ускоряет шаг. Он спешит ей навстречу, не веря своим глазам. Кажется, еще чуть-чуть, и их руки встретятся. Но чем быстрее Алексей идет, тем больше становится расстояние между ними. Тревога охватывает его, стирая с лица счастливую улыбку. Неведомая сила сковывает движения, и он не может идти дальше. Елена тоже останавливается недалеко от него. Леша видит, как она что-то говорит ему, но не слышит ни слова. Слезы текут по ее щекам, но он не в силах ничего сделать. Паника пробирается сквозь сон в его сознание, заставляя наконец воспрянуть от этого кошмара.

Хабаров резко сел на кровати и потер лицо ладонями, отгоняя остатки сна. Холодный пот выступил на коже, а дыхание стало тяжелым и прерывистым. Не в первый раз ему снился этот кошмар, он уже успел выучить его до мелочей, но изменить был не в силах. Волнение мелкими мурашками прокатилось по коже, проникло в самые потаенные участки сознания, порождая нехорошее предчувствие. Алексей не верил в приметы, но этот сон, больше напоминавший заевшую на подкорке пластинку, его порядком напрягал.